Две РБ

Две РБ

Лирическое предисловие

Впервые я побывал в Минске прошлой осенью и сразу же влюбился в этот город. Островок старого Минска в центре с приземистыми домами, костёлами и православными храмами и широкие проспекты со стенами из зданий в имперском, сталинском стиле, расходящиеся лучами от центра, — всё это не может не очаровать. Город дышит спокойствием, несуетливостью, достоинством. Никакой кричащей рекламы. Нет пьяных, воняющих нечистотами бомжей, которые в нашей политической, да и «культурной» столицах встречаются на каждом шагу. Не видно ни попрошаек, ни назойливых уличных музыкантов, нет ларьков с шавермой и скучающих в окошке бородачей. Улицы чистые, опрятные. Люди одеты неброско, неярко, но прилично и не бедно.

Вообще нет ни признаков нищеты, ни кричащей роскоши, а также эксцентричности, свойственной для современного постмодернистского города. Молодёжь не щеголяет без шапок в холода и с кольцами в ноздрях и в губах, а мало отличается по внешнему виду от представителей старших поколений. Никаких панков, готов, эмо и прочих нелепых персонажей. Прохожие производят впечатление честных тружеников, каковыми они, собственно, и являются.

Полдень, центральная улица, я остановился и в изумлении кручу головой. За пять минут мимо прошли человека три-четыре, не больше. Мой провожатый мне объясняет: «Все на работе, мы белорусы — народ рабочий, трудовой, попусту по улицам шляться некогда». «Вот так бы и выглядел СССР, если бы не было 1991 года», — промелькнула у меня мысль. Потом в Москве то же самое, теми же словами сказал мне один друг, посмотрев фотографии на моей странице в «Фейсбуке».

А какое в Белоруссии телевидение — позитивное, высококультурное, без драк на ток-шоу и перетряхивания грязного белья артистов! Ведущие обладают образцовой дикцией, от них немыслимо услышать жаргонные словечки, новости радуют…

При этом если кому-нибудь нужны признаки «продвинутой цивилизации капитализма», они тоже налицо. В центре города стоит «Макдоналдс», в витрине кинотеатра афиша американского блокбастера. Хочешь биг-маг — тебе направо, бесконечную стрельбу и голливудских красоток — налево. Причём, оказывается, вовсе не обязательно расплачиваться за «высокие достижения» американского масскульта безработицей и утерей суверенитета…

А уж минские кафе по своему лоску ни в какое сравнение не идут с московскими забегаловками с ревущей разбитной музыкой. «Согласитесь, всё-таки кафе здесь больше напоминают Прагу или Прибалтику, а в Москве, как ни стараются, всё равно общепит», — сказала мне знакомая минчанка. Как не согласиться….

Впрочем, ассоциации у меня были не только с СССР-2017. Ходя по улицам, глядя вокруг, сидя в кафе, разговаривая с людьми, я всё больше и больше убеждался, что Белоруссия и Минск кажутся мне такими уютными, приятными, радующими глаз ещё и потому что они… напоминают мне мои родные Башкирию и Уфу. Только не современные, а девяностых — начала нулевых, периода правления президента Рахимова, когда, погуляв по улицам Уфы, посмотрев башкирское телевидение, посидев в редакции какой-нибудь газеты и пообщавшись с местной интеллигенцией, тоже можно было сказать: здесь ещё сохранился советский дух… (разумеется, интонацию этого восклицания каждый выбирал свою, в зависимости от политических взглядов).

Конечно, это вовсе не случайно, и этому есть и культурологические, и политические, и экономические объяснения.

Так и возник замысел этой статьи о белорусско-башкирских параллелях.

Белорусы и башкиры — слишком много сходства

Действительно, есть некая очевидная, но далеко не поверхностная перекличка между двумя РБ — Республикой Беларусь и Республикой Башкортостан. Связана она как с давней, уходящей корнями в XIX столетие и в советскую эпоху историей, так и с более близкими к нам постсоветскими реалиями.

Начну с того, что белорусы — до революции народ крестьян, земледельцев, скотоводов и ремесленников — в советские времена стал народом рабочих. То же самое можно сказать и про башкир, которые, до этого будучи воинственными кочевниками, стали оседлым, крестьянским народом уже в XIX веке, а в советские времена в этническом разделении труда, сложившемся в автономной республике Башкирия, прочно заняли место крестьян, лесоводов и пролетариев на городских производствах.

Схоже складывалась судьба белорусов и башкир в годы Великой Отечественной войны (при том, что Белоруссии пришлось пережить ужасы оккупации, а родина башкир — Приуралье и Урал — оставалась в глубоком советском тылу). Белорусы в годы военного лихолетья массово шли в партизанское движение, башкиры в лице башкирского обкома ВКП (б) попросили у советского правительства и получили право создать национальную кавалерийскую дивизию (112-я гвардейская Башкирская кавалерийская ордена Ленина, Краснознамённая, орденов Суворова и Кутузова дивизия), которая была сформирована в Уфе в 1941 году, на 81% состояла из башкир и дошла до Берлина. Как видим, и в Белоруссии, и в Башкирии война стала поистине народным делом, в котором участвовало почти всё мужское взрослое население. Причём и у тех, и у других коллаборационистов практически не было… Впоследствии память о войне становится основой госидеологии Республики Беларусь и республики Башкортостан.

После войны Белоруссия превращается в «сборочный цех Союза»: здесь строятся и развиваются нефтеперерабатывающие, химические, машиностроительные производства (знаменитые БелАЗ, Минский тракторный, Новополоцкий и Мозырский нефтеперерабатывающие заводы). То же происходит и с Башкирией: некогда аграрная республика обзаводится своей нефтехимией (Уфимский, Ишимбайский нефтеперерабатывающие заводы, Салаватский нефтехимический комбинат) и нефтедобычей, города Стерлитамак, Салават и Уфа становятся центрами химпроизводств (Уфаоргинтез, Салаватнефтеоргсинтез, «Каустик»), в Уфе появляются моторостроительное объединение, тепловозоремонтный завод, в Кумертау — вертолётный завод, в Туймазах — завод автобетоновозов, в Октябрьском — завод нефтяной аппаратуры. Промышленность республики в 1950-е перерабатывала до 42 миллионов тонн нефти в год — это был самый высокий показатель в Европе. На Уфимском моторостроительном объединении в советские времена производились двигатели для всех автомобилей «Москвич».

Однако высокая степень индустриализации обеих республик вовсе не означала их излишней урбанизации. И Белоруссия, и Башкирия — это республики, где есть один сравнительно большой город (двухмиллионный Минск на девятимиллионную республику и Уфа с населением 1,1 миллиона из 4,5 миллиона жителей республики), а всё остальное — малые города и село.

Конечно, в Белоруссии больше городов с населением от 100 тысяч до 500 тысяч (Гомель — 516 тысяч, Витебск — 366 тысяч, Брест — 335 тысяч, Гродно — 361 тысяча), тогда как в Башкирии к таковым относятся лишь Стерлитамак (около 280 тысяч человек). Но из 115 городов Белоруссии и 21 города Башкирии подавляющее большинство составляют города с населением около 100 тысяч жителей и меньше. Фактически это полуаграрные поселения, где почти все жители имеют свои «огороды» и занимаются сельским хозяйством даже не за городом, а часто в его черте.

Итак, Белоруссия и Башкирия — это республики, где превалируют малые города и села. Средний житель Белоруссии и Башкирии — это житель малого города или селянин, носитель крестьянского мировоззрения, человек, во многом ещё живущий идеалами традиционного общества, прошедший советскую, то есть консервативную модернизацию. Мелкого буржуа, предприимчивого индивидуалиста, радетеля либеральных прав и свобод, каковой является распространённым типом в современном интернациональном мегаполисе, почти и нет в этих республиках. Что, в общем-то, и предопределило остаточный советизм их постсоветской истории.

После перестройки и распада СССР уровень этнического национализма и в Белоруссии, и в Башкирии был не столь уж велик по сравнению с соседними республиками (для Белоруссии — с Украиной, для Башкирии — с Татарией). Национализм ведь явление буржуазное и требует развитой городской субкультуры. Вскоре и в той, и в другой РБ к власти приходят выходцы из села, хозяйственники, носители советского менталитета, которые устанавливают гиперпрезидентские режимы.

И бывший директор совхоза Александр Григорьевич Лукашенко, и бывший директор советского нефтезавода Муртаза Губайдулович Рахимов отказываются проводить приватизацию крупнейших республикообразующих промышленных предприятий и ликвидацию коллективных хозяйств на селе (Рахимов ещё указом 1991 года вывел из-под приватизации важнейшие предприятия республики, прежде всего «нефтянку», а по договору о разграничении полномочий между федеральным центром и Башкирией отнёс их к республиканской госсобственности). Любопытно, что собственная добыча нефти и в Белоруссии, и в Башкирии в постсоветские годы была не так велика, основную прибыль республики получали от нефтепереработки.

Обе республики — ярко выраженные идеократии с мощными пропагандистскими машинами, госконтролем над СМИ, особенно телевидением, причём идеологии тоже очень схожи и сводятся к критике Запада и либерализма, опоре на советские ценности.

Обе они сумели избежать серьёзных межэтнических конфликтов, хотя в Белоруссии были проблема белорусского национализма и «польский вопрос», а в Башкирии были активны башкирские националисты и русские и татарские национал-либералы.

Руководимые Лукашенко и Рахимовым республики сразу же получили от московских и западных либералов характеристику «заповедников советизма» и «личных диктатур». Тем не менее «диктаторы», ненавидимые внутренней либеральной оппозицией и внешними силами, имели широкую поддержку в среде народа — простых людей, рабочих и крестьян — во многом за счёт явного социального характера созданных ими режимов.

И в Белоруссии, и в Башкирии при «диктатурах» строились дороги, производилась газификация деревень, действовали государственные программы помощи селу, открывались новые школы и больницы, рабочие и инженеры получали стабильные зарплаты (потому что заводы, на которых они работали, не были отданы частникам, которые бы их превратили в торговые центры). В городах и сёлах царили тишь и порядок, ни о каких крупных криминальных разборках никто даже не слышал. И это в то время, когда в России и её «русских губерниях» царила «ельцинщина»: разгром предприятий, безработица и полуголодное прозябание, криминальные войны со стрельбой прямо на улицах…

Рахимова постоянно упрекали в создании этнократического режима и поддержке башкирских националистов. Определённые основания для этого имелись, внешние признаки башкиризации, особенно в начале его правления, были налицо (это и введение башкирского языка как второго государственного, и фактически бюджетная поддержка Всемирного курултая башкир, и определённая дискриминация русских и татар при приёме на госслужбу и в плане карьерного роста). Однако националистом Рахимов, конечно, не был; в госслужбе при нём господствовал, скорее, не этнический, а трайбалистский принцип. Преимущества имели не столько этнические башкиры в целом, сколько выходцы из определённых районов республики, причём даже не обязательно башкиры. В основе же идеологии республики лежали, скорее, идеи социального государства и концепция «дружбы народов» в её советском варианте.

Местных башкирских националистов Рахимов очень быстро приручил и использовал их деятельность как «страшилку» для шантажа федерального центра. Не будь федерального центра, «бабай» (то есть «дед», как называли Рахимова в республике), не любивший политическую самодеятельность как таковую, их точно так же бы загнал в «политическое подполье», как это сделал белорусский «батька» (любопытно, кстати, что и в Белоруссии, и в Башкирии главу республики в народе называли и называют словом, обозначающим старшего мужчину в семье, что напрямую указывает на тип общества, который С. Г. Кара-Мурза определял как «общество-семью»).

Я пробыл в Минске недолго, общался с ограниченным кругом людей (в основном это были учёные), но я совершенно уверен, что творческая интеллигенция и прежде всего журналисты там не очень довольны цензурой, как не были довольны ею мои друзья и коллеги в Башкирии эпохи Рахимова.

Такого рода авторитарные патерналистские режимы имеют свою оборотную сторону: за стабильность, спокойствие, сытость приходится расплачиваться отказом от некоторых либеральных вольностей. Для простых людей это лёгкий выбор. Политические свободы как таковые им вообще не нужны, были бы перспективы для детей и «дом полная чаша». А вот для журналистов, политиков, которые в силу профессиональной деятельности нуждаются в некоторой свободе слова, это крайне неприятно.

Поэтому даже те из них, кто работают на правящий авторитарный режим, как правило, втайне мечтают о перестройке и либерализации, которые рисуются их воображению в самых розовых тонах. Что их ожидает при этой либерализации, я узнал на примере моего родного Башкортостана, когда вдохновлённые пострахимовской «перестройкой» журналисты республиканских газет и журналов обнаружили, что при либерализме и рынке они вообще никому не нужны. Ужавшиеся в небольшой холдинг республиканские СМИ доживают последние дни, а те их работники, кто не сумел пристроиться в филиалы центральных «жёлтых газет», со страхом ждут знакомства с биржей труда и со вздохами вспоминают «времена диктатуры»….

Но прежде чем перейти к рассказу о падении рахимовской Башкирии, подведу некоторые итоги.

Итак, и в Белоруссии, и в Башкирии после распада СССР сформировались режимы, которые можно охарактеризовать как «остаточный советизм», или «советизм без коммунизма». Характерными их чертами являются:

Госсобственность на основные средства производства в республиках;




Широкая социальная политика за счёт сохранения у государства основных источников доходов — предприятий нефтяной, нефтеперерабатывающей, химической, машиностроительной промышленности;



Спокойная некриминогенная ситуация;



Отсутствие гражданского общества, почти полный контроль государства над СМИ, основными политическими партиями и общественными организациями, в том числе теми, которые позиционируют себя как оппозиция;




Идеократический характер государства, эффективная и разветвлённая пропагандистская машина;



Антизападная ориентация идеологии, комплиментарное отношение к советскому прошлому, сохранение памяти о Великой Отечественной войне;




Жёсткий авторитаризм власти;




Практически полное отсутствие крупной буржуазии и олигархии.

Для существования режимов «остаточного советизма» нужны определённые условия. Главные среди них:

Низкий уровень урбанизации и урбанистической субкультуры. Преобладание малых городов (с населением от 100 тысяч и меньше), фактически полуаграрных поселений и сёл.




При этом довольно высокий уровень индустриализации и значительный промышленный потенциал.




Крестьянская традиционная ментальность у большинства населения.

Падение режима Рахимова

Падение режима Рахимова, в общем-то, было предрешено. Республика Башкортостан находилась и находится в составе России, и рано или поздно федеральная власть стала бы стремиться к её правовой, политической, экономической и культурной унификации с другими регионами. Островок «башкирского советизма» рано или поздно должен был утонуть в антисоветском море. Собственно, это стало происходить при Путине, когда постсоветское российское государство в лице сросшихся крупного бизнеса и политиков закончило делить остатки советского наследия и стало укреплять свои институции и заглядываться на богатства республик, которые те сумели отхватить себе в начале 90-х.

В 2005–2009 гг. базис «социального государства РБ», республиканская «нефтянка», ушёл к московским компаниям. Стерлитамакские химические производства достались «Газпрому». После экономического последовал политический накат. История ухода первого президента Башкирии растянулась на несколько лет, изобиловала многочисленными скандалами — от обличений Муртазы Рахимова федеральными СМИ до уголовного дела против его сына.

В этой борьбе и федеральный центр, и Рахимов с его «Семьей» показали себя не с лучшей стороны. Высокопоставленные московские чиновники произнесли много высоких слов об укреплении вертикали, ликвидации «суверенных ханств» внутри России, единстве российской нации, но оказалось, что Рахимов, в общем-то, был прав, утверждая, что за этими словами скрывается лишь желание москвичей поставить под свой контроль ТЭК. С другой стороны, и сам Рахимов, который постоянно говорил, что ТЭК — это достояние республики, желая подстраховаться, ещё в 2002–2003 гг. продал «нефтянку» частной компании, которой руководил... его сын Урал Рахимов (и уже у последнего Москва «отжимала» республиканские НПЗ, используя всевозможные суды и уголовные дела, которые, впрочем, также были не без оснований). Чем «Бабай» вызвал глубочайшее разочарование даже в кругах тех, кто симпатизировал ему и его политике.

Но дело было не только в этом. История с уходом Рахимова показала, что подобные режимы имеют определённые внутренние слабости, которые в период кризиса начинают играть против них.

Операция «смена президента Башкортостана» показала, что массы, послушные Рахимову и, казалось бы, поддерживавшие его, довольно спокойно восприняли выдавливание его из политического пространства. Патерналистские режимы нравятся массам, но эти массы вовсе не желают защищать их в случае опасности; они уже давно отвыкли от любого рода политической активности. Сыграли свою роль и аморфность и неясность идеологии рахимовского режима.

Рахимова не вышли защищать даже радикалы из молодёжных организаций башкирских националистов, хотя Москва ждала этого и специально выбрала для «переворота» время вузовских каникул (актив этих организаций — студенты «национальных факультетов» уфимских вузов). Что же касается «взрослых националистических организаций», которыми Рахимов пугал Москву и, кажется, преуспел в этом, то оказалось, что достаточно сменить их лидеров, пообещать материальные блага руководству и они сделают вид, что ничего не произошло.

Отсутствие в Башкирии независимых профсоюзов обеспечило беспрепятственный захват московской олигархией нефтеперерабатывающих, химических и моторостроительных производств республики. Тотальный контроль над прессой сделал возможным тотальную пропагандистскую обработку населения в нужном ключе: те же журналисты, которые вчера восхваляли Рахимова, на страницах тех же газет и журналов стали разоблачать «преступления рахимовского режима» и восхвалять «башкирскую перестройку», «мудрость нового президента Башкирии» и, конечно, его московского патрона.

В отличие от президента соседнего Татарстана, Муртаза Рахимов не смог поставить вместо себя «преемника», и в этом тоже была отчасти его собственная вина. Он так тщательно зачищал пространство вокруг себя, избавляясь от сильных политиков в своём окружении (последним таковым был глава его администрации Радий Хабиров, которого Рахимов фактически вынудил бежать из республики в Москву), что в «час Х» не осталось никого, кто, подобно самому «Бабаю», сумел бы хитро лавировать, удовлетворяя интересы и московского начальства, и большинства населения республики.

Заключение

Хочется надеяться, что белорусский советизм будет иметь лучшую судьбу, чем башкирский. У сторонников «белорусского советизма» есть ещё время глубже продумать идеологию республики, механизмы мобилизации масс на защиту достигнутого и на борьбу с Западом, стремящимся разрушить политический режим Беларуси, а также с московским олигархатом, зарящимся на экономический потенциал республики. Возможно, белорусы извлекут полезные для себя уроки из печального опыта другой, теперь уже безвозвратно «реформированной» РБ.

ПОДПИШИСЬ СЕЙЧАС НА Telegram Россия и Украина Новости: Спецоперация Z и будь в курсе новостей!
Оцени новость:




Также смотрите: 

Учёные опровергли теорию о "воротнике" цератопсов

ЧВК «Вагнер» все-таки наваляла американцам в Сирии